В конце XIX — начале XX вв. сочинения Клавдии Лукашевич были в большом ходу; они печатались чуть не во всех детских журналах, издавались солидными тиражами (в том числе и даже «главным образом» у И.Сытина) и, наконец, включались в учебные хрестоматии. Тогда Клавдия Владимировна имела успех хоть и более скромный, но вполне сопоставимый с успехом её младшей современницы и конкурентки Лидии Чарской.

Справочные издания указывают, что критики «относились к произведениям Лукашевич сочувственно», разве что «упрекали её в излишней сентиментальности», а вообще писательница следовала благородной традиции К.Д.Ушинского и Л.Н.Толстого, всячески и всемерно стараясь «заложить в детские души основы нравственности», за что неоднократно удостаивалась премий петербургского Фребелевского общества.

После октябрьского переворота Клавдии Владимировне пришлось несладко: в 1923 году все её книги (а к тому времени их накопилось около двухсот) велено было изъять из фондов библиотек, как не представляющие художественной ценности.

Что же это была за сентиментальность, так не понравившаяся советской власти? Может быть, давно пора снова начать массовый выпуск столь добродетельных и полезных подрастающему поколению сочинений, как уже пытается сделать кое-кто из нынешних издателей, надеясь, по всей видимости, восстановить нарушенную связь времён?..

Открываем повесть «Моё милое детство» и читаем: «Няня одевает [так у автора. — А.К.]мне передник, а я смотрю-смотрю, не отрывая глаз от её милого, доброго и любимого лица; я не могу насмотреться на неё и не могу вдоволь налюбоваться… Няня называет меня “беляночка” за мои белые, как лён, волосы… Иногда она называет “золотце”, иногда “моё сокровище”, “пташка” или “ласточка”. И много других нежных названий придумала её любовь». Дальше цитировать не хочется, но можете поверить на слово, что разного рода нежностей и милоты там будет ещё предостаточно.

В книге «Воспитание словом» С.Я.Маршак, размышляя о «большой литературе для маленьких», припоминает и Лукашевич: «Её повести рассудительны, медленны и проникнуты чуть ли не философскими сентенциями.

Она убедительно доказывает читателю, что свет всё же не без добрых людей: несправедливо выгнанную няньку Аксютку ещё возьмут в няньки, а несправедливо отставленную птичницу Агафью уже взяли на птичий двор.

Стиль у этой писательницы почти “народный”. Она знает много деревенских выражений: “ясный ты мой”, “неугомонный”, “блажит”. Она знает даже такое типично крестьянское слово, как “сомлел”, и объясняет его в примечании так: “Закружилась голова, и сделалось дурно”.

Но и для этой фребелевской лауреатки законы языка и грамматики были необязательны.

“Гуси — птица злая: кого ни завидят… так и норовят клюнуть за ногу”.

“Снежинка, душка, прелесть моя, — восторгалась девочка, делая ручкой горделивой курочке”.

Вот тебе и красота слога предреволюционной продукции, вот тебе и фребелевская премия!»

А.Копейкин

См. также: Лукашевич Клавдия Владимировна

Клавдия Владимировна Лукашевич

ЛУКАШЕВИЧ КЛАВДИЯ ВЛАДИМИРОВНА (1859-1937)

Лукашевич Клавдия Владимировна

Lib.Ru/Классика: Лукашевич Клавдия Владимировна: Собрание сочинений