Уже в старости слепой, беспомощный и почти всеми забытый Борис Шергин так ответил на вопрос своего молодого друга, что значит ад и рай:

— Ад — пустая душа. Душа, забывшая мать, предавшая отца. Другого ада я не понимаю, не принимаю.

— А рай?..

— Это просто, — улыбнулся Борис Викторович. — Это моё детство в Архангельске, живы отец и мать… Это — мы сейчас сидим вдвоём, и скоро Миша придёт…

Так случилось, что время, обстоятельства и сама природа возложили на этого человека совершенно уникальную функцию: он захотел и смог зафиксировать на бумаге неуловимый, переменчивый, особый лад и склад исконного русского северного слова. Подобно последним сказителям, найденным учёными-фольклористами, Шергин выступал на сцене, пел былины, рассказывал, импровизируя, народные предания, но только он один сумел превратить всё это в реальный факт книжной литературы. Никто за ним не записывал древние тексты. Он писал сам — вспоминая, сочиняя, многократно выверяя каждое слово сначала в изустном исполнении и только потом на письме.

Вот только один пример — рассказанная Шергиным история о сундуках с церковным облачением, хранившихся на Соловках ещё с XVIII века. Современные люди написали на одном из сундуков всего два слова — «Белые одежды». Но в старом «инвентаре», который был приложен к каждому одеянию, отыскались совсем другие названия многоцветной белизны: «цвет сахарный», «цвет бумажный», «цвет водяной», «цвет облакитный» (облачный)…

Стараясь не утратить эту природную способность видеть глубоко, создавал свои книги профессиональный художник Борис Шергин. Он учился в Москве, в Строгановском училище, писал иконы, увлекался росписью по дереву, был знаком с Фаворским, который даже проиллюстрировал его «Поморские были и сказания».

Список сборников Бориса Шергина, изданных в разное время, весьма велик: «У Архангельского города, у корабельного пристанища», «Архангельские новеллы», «Поморщина-корабельщина», «Изящные мастера»… Это чтение не для каждого. Но если удастся затихнуть, успокоиться, вслушаться в текучий, необычный говор, тогда в разных книгах, на разных страницах мелькнут откровения, недоступные человеку бегущему:

«С тихою важностью идёт снег. Небо как бы склонилось над землёю и убирает, и уготовляет её в белые одежды…

Я люблю быть сам участником пейзажа. Вот стою и соглядаю зимний вечер…

У меня часто теперь такие ощущения, что круг жизни завершается, начало моей жизни с концом сходится… Только достойно надо конец-то жизни-кольца, из того же и чистого злата, каким было младенчество, ковать…

Смерть не всё возьмёт — только своё возьмёт».

http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=204
http://www.litmir.co/a/?id=7813