Тема Петербурга звучит в стихах поэта с 1913-1914гг. Ее сквозной образ — «болотная медуза», неуловим и многолик.
Это не смирившаяся стихия, балтийское побережье, гиблые болота, мифологическая Горгона Медуза. Это и русский абсолютизм «… и в пушкинском Петербурге маска европеизма с трудом держалось на лице болотной медузы».

ВТОРОНАСЕЛЬНИКИ

Гляди в упор, куда велят
Шпили, и купола, и стрелы;
Вверху не призрак оробелый,
Но дух чудовищный заклят!

Суоми омертвелый стяг
Не он ли вздул враждой старинной
И злобный облак над низиной
Так вызывающе напряг?

А ты — орлиную ли власть
Приносишь нам в гнездо Петрово,
Чтоб неотступно и сурово
Могли мы каждый камень класть?

И, медным преданы следам,
Насельники болотной гнили.
Мы, как в чистилище, вступили
В сей заповедный Саардам. (1917-1918)

* * *
ПОД УКЛОН

Только ввериться пыланью,
Только знать: в заречный час
Движимое невской дланью
Рдеет зарево — о нас,

И тогда не город синий —
Вся любовь наречена,
Да в двусмысленном кармине
Тонут наши имена.

Вправду ль зодчий непреклонный
Воздвигал речную пыль,
И не вымысл — бастионы
И трезиниевский шпиль?

Разве можно так утончить
Этот дымный вертоград?
Надо как-нибудь окончить
Нерешительный закат!

Иль растратившему имя
В междуцарствие зари
Было знаками речными
Предначертано: умри? (1915)

* * *

НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ

И молнии Петровой дрожи,
И тросы напряженных рук,
И в остро пахнущей рогоже
О землю шлепнувшийся тюк —

Заморские почуяв грузы
И тропиками охмелев,
Как раскрывался у медузы
Новоголландской арки зев!

Но слишком беглы очерк суден
И чужеземных флагов шелк:
Пред всей страною безрассуден
Петром оставленный ей долг.

Окно в Европу! Проработав
Свой скудный век, ты заперто,
И въезд торжественный Ламотов —
Провал, ведущий нас в ничто!

Кому ж грозить возмездьем скорым
И отверзать кому врата,
Коль торг идет родным простором
И светлым именем Христа? (1917-1918)

* * *
НАБЕРЕЖНАЯ

Кто здесь плотник, Петр или Иосиф,
Поздно было спрашивать, когда,
Якоря у набережной бросив,
Стали истомленные суда.

Как твоим, петровский сорожденец,
Куполам не надо звонаря,
Так полуулыбкой — невских пленниц
Держит двуединая заря.

Кораблестроитель черноокий —
Крепче клятв завязаны узлы!—
Знал: река не перестанет в доки
Подплывать тюленями смолы,

Но всегда отыщет меж судами
Знак медузы утлый рыболов:
В розовато-черном Саардаме
Золотые гроздья куполов. (1915)

* * *
СЕГОДНЯ

А если судорог медузы,
Зажатой в царственной руке,
Слабее каменные узы,
Почиющие на реке?

И ты, вершитель, не насытить
Туман цветами чугуна —
Дремотный дым, болотный китеж,
С балтийского подъятый дна?

Лети, лети на темном звере,
Наездник с бешеным лицом:
Уже вскипает левый берег
Зимнедворцовым багрецом.

И вопль медузы—над тобою:
Из паволоки синевы
За петропавловской пальбою
Сердцебиение Невы. (1914)

* * *
СКОРПИОНОВО РОНДО

Не вея ветром, в часе золотом
Родиться князем изумрудных рифов
Иль псалмопевцем, в чьем венке простом
Не роза—нет!—но перья мертвых грифов,

Еще трепещущие от истом.
Раздвинув куст, увидев за кустом
Недвижный рай и кончив труд сизифов.
Уснуть навеки, ни одним листом
Не вея...

О, мудрость ранняя в саду пустом!
О, ветр Гилеи, вдохновитель скифов!
О, веер каменный, о, тлен лекифов!
Забудусь ли, забуду ли о том,
Что говорю, безумный хризостом,
Неве я? (1914)

* * *
«МНЕ ЛЬ НЕ ЗНАТЬ, ЧТО СЛОВО БРОДИТ...»

Мне ль не знать, что слово бродит
Тем, чего назвать нельзя,
И вовнутрь вещей уводит
Смертоносная стезя?

Что в таинственное лоно
Проникать нельзя стиху,
Если небо Вавилона
Есть не только наверху?

Но, очаровать не смея
Явной прелестью ланит.
Ты зовешь меня, алмея.
В мой возлюбленный гранит.

И мой дух, нарушив клятву,
В сумрак входит роковой,
В соблазнительную сатву,
В мертвый город над Невой.

И лечу—отныне камень,
Позабывший о праще,
Отдаю последний пламень
Тайной сущности вещей. (1922)