До:

«Чему от них можно научиться? – говаривал он. – Они не могут быть ни просвещенны без педантизма, ни чувствительны без жеманства. Рассудительность их сходит в недостойную расчетливость и самая чистота нравов в нетерпимость и ханжество. Они чувствуют живо, но не глубоко. Судят остроумно, только без основания, и, быстро схватывая подробности, едва ли могут постичь, обнять целое. Есть исключения, зато они редки; и какой дорогою ценой, какой потерею времени должно покупать приближение к этим феноменам». Слова Байрона “дайте им пряник да зеркало, и они будут совершенно довольны” ему казались весьма справедливыми.

После:

“Кто никогда не любил и не подчинялся влиянию женщин, тот никогда не производил и не произведет ничего великого, потому что сам мал душою… У женщин есть особое чувство, которое французы называют tact, этого слова нельзя перевести даже перифразой ни на один язык. Немцы перевели его как “разум чувствований”, это мне, кажется, довольно близко к подлиннику. Такт есть то же, что гений или дух Сократа: внутренний оракул. Следуя внушению этого оракула, женщина редко ошибается. Но оракул этот действует только в сердце, которое любит “.

А что было между «до» и «после»? Очень просто. ЧЕЛОВЕК ВЛЮБИЛСЯ.

Эти слова принадлежат выдающемуся человеку, писателю, поэту, драматургу, ученому, пианисту, композитору, дипломату, юристу, послу (список можно было бы еще продолжать) Александру Сергеевичу Грибоедову. Говорят, что человек жил тогда, когда знал, что такое любовь. Грибоедов ЖИЛ… Трогательна история его любви.

Что мы знаем о Грибоедове?

Да, не многое. Часто употребляют расхожую фразу «Горе от ума» (правда, редко кто может назвать автора одноименного произведения, а ведь именно это был Грибоедов). Комедия, как назвал ее он сам, далеко не похожа на забавные, смешные приключения героев. Актуально сейчас как нельзя больше. Тоже светское общество, те же тусовки, безумное желание получше устроиться в этой жизни за счет выгодных браков, и, как всегда, один чудак, возможно, даже очень умный, который выбивается из всего этого гламура. Угораздило же его влюбиться в одну из светских львиц. Что из этого вышло – стоит почитать. Более, чем поучительно.

Известно, что с ее созданием связан некий вещий сон. В этом сне поэт увидел своего близкого друга, который спросил, написал ли он для него что-нибудь? Поскольку Грибоедов ответил, что вообще уже давно отклонился от всяких писаний, друг покачал головой: «Дайте мне обещание, что напишите». – «Что же вам угодно?» – «Сами знаете». – «Когда же должно быть готово?» – «Через год непременно». – «Обязываюсь», – ответил Грибоедов. В марта 1823 года, находясь в отпуске в тульском имении своего друга, Грибоедов действительно завершил комедию. «Горе от ума» произвело фурор в Петербурге того времени. Ее переписывали от руки. Военные и штатские писари зарабатывали немалые деньги, копируя списки комедии.

Все же первым отдельным изданием она вышла лишь в немецком переводе в 1831 году в Ревеле. Наконец, в 1833 году Николай I разрешил напечатать комедию в России – «чтобы лишить ее привлекательности запретного плода».

Ну, а тот, кто внимательно слушает лекции по истории дипломатии где-нибудь в КИМО или МГИМО, возможно, знает о достижениях русской дипломатической миссии в Персии, где был заключен очень выгодный для России Туркманчайский договор. Так вот, составил его, подписал и был руководителем этой миссии ни кто иной, как Грибоедов. 14 марта 1828 года, за заключение этого довольно сложного договора, он был награжден орденом Святой Анны 2 – ой степени с алмазными знаками и четырьмя тысячами червонцев. Правда, именно за это и поплатился собственной жизнью. А началось с того, что летом 1818 года, нуждаясь в средствах, Грибоедов определился секретарем Персидской миссии при главнокомандующем Отдельным Кавказским корпусом генерале А.П. Ермолове.

По Гюлистанскому трактату, русская миссия имела право требовать у персов возвращения русских солдат – раненых и дезертиров. «Встретясь с двумя или тремя сарбазами (русскими солдатами, поступившими в персидское регулярное войско) на улице, – писал Бегичев, – он (Грибоедов) начал говорить им, что они поступили подло, изменив присяге и отечеству и проч., вероятно, очень убедительно, потому что солдаты были тронуты этим и спросили его: ручается ли он, что они не будут наказаны, если возвратятся в Грузию? Грибоедов ответил, что ручаться за это не может, но постарается об этом; впрочем, если они и потерпят за преступление, то лучше один раз потерпеть, но очистить свою совесть». В результате осенью 1819 года Грибоедов привел в Тифлис целый отряд из семидесяти сарбазов, за что был представлен генералом Ермоловым к награде.

Возможно, музыканты вспомнят «Вальс Грибоедова», который играют и до сих пор. Хотя Грибоедов написал много музыкальных произведений, до нас дошло всего два вальса. Но это ведь тоже не мало, согласитесь.

Бурная молодость

Ну, а о детстве уникального чудо-ребенка даже говорить не приходится. Никому ведь и не под силу представить, что можно в 11 лет поступить в Московский Государственный Университет. Да еще сразу и на три факультета, один из которых (филологический) закончить через два года, стать автором многих научных трудов, владеть французским, немецким, английским, итальянским языками, самостоятельно изучить латинский и греческий, а впоследствии и персидский, арабский, турецкий, не защитить диссертацию только по причине войны с Наполеоном и вторжением его войск в Москву. Побывать в гусарском полку. Жить настоящей гусарской жизнью – кутить, озорничать.

В Брест-Литовске въехать верхом на лошади на второй этаж, на бал, куда его не пригласили; в другой раз забраться в польский костел во время богослужения и играть на органе. Играть так, что все восхитились, но в самый благостный момент внезапно перейти на «Камаринскую». Уличив себя в трусости, выйти на возвышающийся открытый холм, под обстрел вражеских пуль и простоять вот так «мишенью» назначенное самому себе время. Поучавствовать после войны в дуэли (естественно, без женщины не обошлось) и отделаться всего лишь простреленным пальцем. Хотя эта рана сразу зачеркнет его карьеру музыканта и исполнителя, так как мизинец перестанет сгибаться. И именно по этой изуродованной руке опознают его тело среди сотни тел, убитых исламскими фанатиками и сваленных в общую яму в Тегеране. Но об этом после… А сейчас – о любви.

Вот он, Амур…

Именно это чувство стало самым ярким в жизни Грибоедова. Наверное, сам Амур прострелил сердце уже немолодого, но успешного дипломата и известного писателя.

16 июля 1828 года. Тифлис. Дом Прасковьи Николаевны Ахвердовой. Обед. Много гостей. За столом – крестная Прасковьи Николаевны, дочь генерал – майора русской армии, крупнейшего грузинскго поэта и литератора, губернатора – наместника Нахичеванской и Эриванской областей Александра Герсевановича Чавчавадзе – Нино. Ей – неполных 16. лет. Напротив – ее учитель музыки, давний друг ее отца, очень умный и образованный человек, знающий более 5 языков, недавно (15 апреля 1828 года) назначенный министром – резидентом и российским послом в Персию – Сандро, а точнее – Александр Сергеевич Грибоедов. Ему – 35.

“В тот день, – писал Грибоедов, – я обедал у старинной моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой… все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей по-французски: “Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам”. Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я усажу ее за фортепиано… мы… взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой, нас благословили.

Когда позже, Сонечка Орбелиани, давняя подруга, пыталась выведать у нее подробности того вечера, Нино смущенно опускала ресницы, теребила кончик газового шарфа и говорила тихо: “Не знаю, право же, не знаю! Как во сне!” Потом, спохватившись, найдя слова, добавляла: “Как солнечным лучом обожгло!”

22 августа 1828 года. Тифлис. Запись в метрической книге Сионского кафедрального собора: “Полномочный министр в Персии Его Императорского Величества статский советник и Кавалер Александр Сергеевич Грибоедов вступил в законный брак с девицею Ниною, дочерью генерал – майора Александра Герсевановича Чавчавадзе. Накануне у поэта были жестокие приступы малярии. Один из них случился во время самого венчания – выпавшее из дрожавшей руки кольцо всех смутило. Есть легенда, что сразу после свадьбы и нескольких дней торжеств молодые супруги уехали в Цинандали, имение Чавчавадзе в Кахетии.

Конец вместо начала

После венчания молодые отправились в имение князя Чавчавадзе в Цинандали и счастливо прожили очень короткое время. После отправились в Персию, к месту службы. Передвигались с продолжительными остановками в пути, поэтому дорога отняла много времени. На персидской земле, в Тавризе, выяснилось, что Нина беременна. Учитывая тревожную обстановку в чужой стране, Грибоедов принял решение следовать в Тегеран без жены. Супруги расстались, но почти каждый день Александр пишет любимой письма: «Бесценный друг мой! Грустно без тебя, как нельзя больше… Только теперь я истинно чувствую, что значит любить Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя – и тоска исчезала. Теперь – чем дальше, тем хуже. Скоро и искренне мы с тобой сошлись навек. Целую… всю тебя с головы до ног. Грустно». Тревожные предчувствия продолжали терзать сердце Грибоедова. Въезд в столицу пришелся на воскресенье 5-го дня месяца реджеб, когда солнце стоит в созвездии Скорпиона.

В глазах персов это было дурным знамением и сразу вызвало неприязнь населения. Обстановка же и без того была угрожающей. Оберегая интересы России, министр-посланник, однако, настаивал, чтобы не давили на Персию так сильно с уплатой контрибуций. Но в Петербурге были другого мнения и требовали, чтобы Грибоедов держался как можно тверже. Он так и делал, не угождал, не льстил и, что для персов было особенно обидно, не давал и не брал взяток. За это его прозвали “сахтир” – “жестокое сердце”. В январе 1829 года в Тегеране вспыхнул бунт, толпа персов захватила дом русской миссии. Горстка русских сражалась отчаянно, возглавлял этот маленький отряд Грибоедов. Его мужество и хладнокровие позволили русским продержаться некоторое время, но наступающих было слишком много. Русский посол и охранявшие его казаки были жестоко убиты. Бесчинствующая толпа таскала его изуродованный труп по улицам несколько дней, а потом бросила в общую яму, где уже лежали тела его товарищей.

…Страшную весть о гибели мужа тщательно скрывали от Нины. Её удалось перевезти с полдороги в Персию в Тифлис, и уже на родине в случайном разговоре беременная женщина узнала об участи, постигшей её любимого мужа. « Свыше моих сил выразить Вам, что я тогда испытала… Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени… Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания». Останки Грибоедова перевозили в русские пределы крайне медленно.

Только 2 мая гроб прибыл в Нахичевань. А 11 июня, неподалеку от крепости Гергеры, произошла знаменательная встреча, описанная Пушкиным: «Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» – спросил я. – «Из Тегерана». – «Что вы везете?» – «Грибоеда».

Официальная миссия, возглавляемая внуком персидского шаха Хосров-Мирзой, принесла не только официальные извинения России за смерть ее посланника, но и преподнесла Николаю I один из самых знаменитых драгоценных камней мира – алмаз «Шах». В некотором смысле то была цена крови поэта.

Верная памяти

Нина Грибоедова-Чавчавадзе прожила 49 лет, замуж больше не выходила, хотя многие достойные поклонники добивались её руки. Она знала, что не сможет более испытать ни к одному мужчине чувств, какие испытывала к своему Сандро. Ее сердце откликалось на чужие беды, огромные суммы из личного состояния она тратила на благотворительность. Не чуралась развлечений и балов, с удовольствием посещала музыкальные вечера, сопровождала отца и сестру на приемах, но повсюду появлялась в трауре. Роскошные – выписанные из Парижа – гипюровые, бархатные, шелковые, пахнущие терпкими ароматами – эти вдовьи платья вытеснили из гардероба все светлые. Ее называли “черною розой Тифлиса. На 17-м году жизни надела Нина Грибоедова черное платье и не снимала его 28 лет. В 1857 году в Тифлисе вспыхнула холера. Нина отказалась уехать из города и, ухаживая за своими родственниками, сама заболела и умерла.

…Высоко над Тбилиси, в монастыре св. Давида, что на горе Мтацминда, покоится их прах. Сюда, к увитой плющом нише с двумя могилами, приходит много людей. На одном из надгробий, обхватив распятье, рыдает коленопреклоненная женщина, отлитая из бронзы. Все свое великое и трепетное чувство вложила Нина в слова, горящие на холодном и тяжелом черном камне: “Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!”

Там, где вьется Алазань,

Веет нега и прохлада,

Где в садах сбирают дань

Пурпурного винограда,

Светло светит луч дневной,

Рано ищут, любят друга…

Ты знаком ли с той страной,

Где земля не знает плуга,

Вечно юная блестит

Пышно яркими цветами

И садителя дарит

Золотистыми плодами?..

Странник, знаешь ли любовь,

Не подругу снам покойным,

Страшную под небом знойным?

Как пылает ею кровь?

Ей живут и ею дышат,

Страждут и падут в боях

С ней в душе и на устах.

Так самумы с юга пышат,

Раскаляют степь…

Что судьба, разлука, смерть!..