Блистательный князь Одоевский, один из последних Рюриковичей и один из образованнейших людей своего времени… Мы знакомимся с ним в глубоком детстве, когда читаем или слушаем сказку «Мороз Иванович» и нестареющий «Городок в табакерке».
Затем его сочинения словно отодвигаются на литературную периферию — составители школьных хрестоматий не очень-то жалуют «взрослого» Одоевского, романтика и мистика, всерьёз увлекавшегося «тайными науками» — алхимией, магией и магнетизмом.
Конечно же, это несправедливо. И если в отроческие годы вы с упоением читали фантастическую и жутковатую «Саламандру», основанную на старинных северных легендах, то постарайтесь не обижаться впоследствии на высоколобых литературоведов, всерьёз считавших её произведением слабым, малоудачным и даже «вредным». Стоит ли объяснять, до какой степени это не соответствует действительности?..

Когда ты в сказке будешь
И станешь с ноготок,
Войди, и ты полюбишь
Наш пёстрый городок.

---

Эту песенку пел мальчик-колокольчик в радиоспектакле, и несколько поколений детей слышали её сначала по радио, потом на пластинке, прежде чем в руки им попадала книжка с красивыми картинками, где на обложке стояло: «В.Одоевский. Городок в табакерке».
Даже если у кого-то было и по-другому, всё равно нет лучшего способа войти в мир писателя, чем знакомство с этой небольшой изящной сказкой. Автор, так же как его маленький герой, и сам всегда хотел узнать: отчего играет в табакерке музыка? зачем цепляются друг за друга разные крючочки, стучат по ним молоточки, и почему звенят колокольчики?
Писатель признавался, что питает «особенную ненависть к автобиографиям», и потому мы немного знаем о его детстве. Последний в роде, Владимир Одоевский был сыном князя Фёдора Одоевского, потомка Рюрика. Матерью же его была простая крестьянка, до замужества крепостная. Пяти лет мальчик лишился отца, а матушка, снова выйдя замуж, передала его на воспитание дяде.
В Московском университетском Благородном пансионе, где воспитанники имели право выбирать предметы по душе, Владимир отдавал предпочтение философии и литературе. Очень рано увлекла его и музыка. «С тех пор, как я себя помню, я уже читал ноты».
После окончания пансиона Одоевский и его друг Дмитрий Веневитинов основали Общество любомудрия, объединившее молодых философов и литераторов, поклонников Канта и Шеллинга. Д.Веневитинов, И.Киреевский, А.Хомяков, В.Титов, С.Шевырёв и другие собирались тайно на квартире Одоевского в Газетном переулке.
«Две тесные каморки молодого Фауста под подъездом были завалены книгами — фолиантами, квартантами и всякими октавами, — на столах, под столами, на стульях, под стульями, во всех углах, так что пробираться между ними было мудрено и опасно. На окошках, на полках, на скамейках, — стклянки, бутылки, банки, ступы, реторты и всякие орудия» (М.Погодин). Проникновенные речи юных «любомудров» невозмутимо выслушивал человеческий скелет с голым черепом, стоявший в переднем углу.
По свидетельству очевидцев, совершенно такую же картину являл собой и кабинет князя Одоевского в Петербурге, куда он переехал в 1826 году. После поражения декабристов «любомудрам» пришлось распустить своё общество. Одоевский поступил на государственную службу и обосновался в северной столице.
Женившись и зажив своим домом, он довольно быстро вошёл и в светский круг, и в литературную среду Петербурга. В его скромный флигель поздними вечерами после театра стали съезжаться писатели, музыканты, учёные, путешественники — люди разных сословий и разнообразных талантов. На старом кожаном диване в кабинете радушного хозяина сиживали Пушкин и Жуковский, графиня Ростопчина и юный Лермонтов, молодой Гоголь и Глинка… «Руслан и Людмила», «Жизнь за царя» и множество других сочинений было разыграно здесь же на фортепьяно много раньше, чем в театральных и концертных залах.
В 1830-е и в начале 1840-х гг. расцвёл литературный дар В.Одоевского. Известный до тех пор более как смелый журналист и музыкальный критик, он начинает публиковать одну за другой книги, хотя и не вполне оценённые, но заставившие говорить о нём, как об одном из заметных и своеобразных русских авторов.
«Пёстрые сказки… собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою…» (1833), повести о «великих безумцах» («Последний квартет Бетховена», «Себастиян Бах», «Импровизатор» и другие); «светские» повести («Княжна Мими», «Княжна Зизи», «Чёрная перчатка»), наконец, «Сказки и повести для детей дедушки Иринея» (1838) представили образцы совершенно новой русской прозы: сатирической, психологической и причудливо-фантастичной.
Недаром всё что-то кипело, булькало и переливалось в ретортах и колбах в кабинете князя. Должно быть, там рождались не только невиданные химические составы, но также и странные сюжеты и образы… Фантазмы Петербурга, где то ли люди играют в карты, то ли карты играют в людей; неприкаянная душа, блуждающая в поисках тела в Реженском уезде и Бог знает что ещё…
В «Сказке о мёртвом теле, неизвестно кому принадлежащем» и «Сказке о том, по какому случаю коллежскому советнику Ивану Богдановичу Отношенью не удалось в Светлое воскресенье поздравить своих начальников с праздником» виден будущий Гоголь. «Катя, или История воспитанницы», «Мартингал» предвещают Достоевского, рассказ «Бригадир» — «Смерть Ивана Ильича» Л.Толстого и так далее.
Многое из того, что было найдено В.Одоевским, использовали и его современники, и отдалённые литературные «потомки».
Что же касается «таинственных» повестей — «Сильфида», «Саламандра», «Орлахская крестьянка», «Косморама» и других, то и в этом жанре князь Владимир Фёдорович, сведущий в тайных науках, алхимии, магии и магнетизме, сказал своё веское слово. Но услышано оно было не сразу.
Венцом творчества Одоевского и его неожиданным завершением стал философский роман «Русские ночи» (1844). Эта книга — итог многолетних исследований, наблюдений и размышлений о природе вещей и человека, о судьбах народов и цивилизаций — привела читателей и критиков в недоумение и была признана «несовременной и несвоевременной». Возможно, поэтому автор вскоре оставил литературу и писал уже только статьи о музыке и на разные темы общественной жизни.
Считая, что человек должен честно исполнять свой долг везде, где бы ни находился, Одоевский всю жизнь свою добросовестно служил: в Цензурном комитете, в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, в комиссиях министерства внутренних дел. Много сил и души отдавал Обществу поощрения бедных, помогая детям-сиротам, инвалидам и всем обездоленным. Его энциклопедические знания и огромная любовь к книге нашли, наконец, настоящее применение, когда писатель был назначен помощником директора Публичной библиотеки и руководителем Румянцевского музеума. Охраняя собрание книг, рукописей и других редкостей, «как верная собака» (по его собственному выражению), Владимир Фёдорович не допустил закрытия музея и раздробления коллекций, когда здания, где они содержались, пришли в ветхость.
Библиофил и просветитель, Одоевский давно мечтал о создании городской общедоступной библиотеки в Москве. Наконец, его многолетние хлопоты увенчались успехом, и, получив назначение в Москву, в 1862 году он перевёз в родной город бесценное книжное собрание. Князь Владимир Одоевский стал первым директором Румянцевской библиотеки, которая и поныне является главной национальной библиотекой России.
Книжник и мистификатор, встречавший своих гостей в чёрном остроконечном колпаке и длинном, чёрном бархатном сюртуке, словно алхимик…
Князь, задолго до реформы отпустивший своих крепостных на волю вместе с землёй, хотя вовсе не был богат…
Талантливый музыкант и, может быть, первый наш профессиональный музыкальный критик, он «открыл» российской публике Баха и Бетховена, Берлиоза и Вагнера. Он сохранил старинные русские музыкальные тексты и научил современников понимать и ценить новую русскую музыку — от Глинки до Чайковского. Бесплатный класс хорового пения, открытый Одоевским, через два года стал Московской консерваторией.
Русский Фауст, он всё хотел понять, отчего успехи математики, химии, физики, механики не приближают человека к разгадке тайны бытия, а скорее, отдаляют от неё… Ещё до того, как прозвучало слово «прогресс», и люди поверили, что достижения науки неизбежно приведут человечество к «золотому веку», Одоевский задумался: а что произойдёт в это время с человеческой душой? Живя в огромных стеклянных домах, летая по воздуху, заменив переписку и книги «электрическим разговором», станут ли люди счастливее?
В новом тысячелетии перед нами стоят всё те же «проклятые вопросы». Будут ли русские мальчики по-прежнему искать ответы на них? Кто знает…

Пока завод не кончен,
Поем мы и не спим.
Я — мальчик-колокольчик
Из города Динь-Динь.