Категория: Искусство

Витторе Гисланди

Витторе Гисланди принадлежит одно из ведущих мест в искусстве века Просвещения. Художник, имевший духовное звание, был примечательной личностью.

По воспоминаниям современников «начал писать лица безымянным пальцем, и продолжалось это до самой его смерти… никогда больше — однако, только при написании лиц — не пользовался он кистью, разве что — в какой-нибудь мелкой детали, или чтобы нанести последние штрихи; и в этой своей манере создал он прекраснейшие головы, „мягкие“, как никогда, целиком написанные „касаниями“.

»… эти «экстравагантные головы» юношей <...>, и их он осмелился осудить? Я бы не сказал. Скорее уж, рисуя их с таким взрослым вожделением, и нежностью, и бесконечной жадностью, он осудил самого себя и дал имя — и вполне определенное имя — тому эху, что, как мы слышали, поднималось, как бы плача и стыдясь, из подземелий его страдающего естества… <...> Эти «Головы» являются одним из самых невероятных плодов его любви — художественной и пользующейся нетрадиционными материалами (и — к чему отрицать? — его… материнской любви; не имея возможности, по понятным причинам, создать что-либо иное; или не умея выразить ее иначе, эту любовь).
Здесь же — да: удивление зовется удивлением; ласка — лаской; поцелуй — поцелуем; нежность — нежностью… <...> Поза их не «замораживает», этих юношей; напротив — она их уточняет. Как цветы или фрукты, которые ищут среди листвы солнце, что — как известно — обычно происходит в природе.
Но что, если затем ход событий извращается и, например, искать их — эти цветы и эти фрукты — начинает солнце, то есть — художник? Не захотите же вы, чтобы между двумя участниками этого действия не возникло взаимопонимания? И оно там — в застенчивости, с которой художник приглашает цветы и фрукты принять позу, и в их лукавстве, с которым они тотчас же принимают приглашение и, возможно, настаивают на нем
".


 

А так современники обьясняли любовь художника к мужскому портрету:

"… скромный во всех своих действиях, был он потому несклонен к живописанию женщин; будучи же вынужден писать их, изображал он их совершенно одетыми, заполняя портреты большими кружевами, либо же странными лентами или прочими экстравагантными изысками, служившими для украшения картины и в то же время — для того, чтобы укрыть фигуру в тех ее частях, куда ни взгляд, ни целомудреннейший разум художника не желали проникнуть.
По этому поводу имел он обыкновение рассказывать случай, произошедший с ним в молодости: стоял он за мольбертом, создавая портрет одной красивой и благородной, но столь же тщеславной и капризной дамы, и по своему обычаю прикрыл ее в той самой части, которой обычно так она гордилась [то есть — грудью, как следует далее из рассказа], и [дама], в приступе дьявольского неистовства, сорвав даже тот небольшой лоскут, что лишь отчасти прикрывал ей грудь, обнажившись таким образом, обратилась к нему: «Почему не желаешь ты изобразить меня так, как Господь меня создал?»
Поражен был невинный монах и, бросив палитру и кисти, бежал из той комнаты, и не пожелал больше прикоснуться к начатому портрету.
После этого несчастного случая появилось у него отвращение к написанию женских портретов, которые, по правде говоря, и не получались у него с обычной его грацией и красотой <...> и, хорошенько присмотревшись, заметно также, что мало он написал их на фоне огромнейшего количества портретов, созданных сим мастером
".


03.03.2015 в 19:06
Обсудить у себя 2
Комментарии (1)

Вау!!! ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО...

Чтобы комментировать надо зарегистрироваться или если вы уже регистрировались войти в свой аккаунт.