Помните притчу, как три слепых слона описывали? Один щупал хобот, другой гладил бок, третий дергал за хвост. И все говорили чистую правду, и все были правы, только вот настоящий слон никак не хотел из той правды получаться. Так и с чтением. О нем много говорят и каждый имеет ввиду что-то свое. Особенно, когда говорят с приставкой «не». «Дети не читают», «сейчас читают гораздо меньше», «книги уже не те» и так далее со всеми остановками.

А что же слон, то есть, чтение? Чтобы не запутаться, я для себя такую шпаргалку решил написать. Итак, попытка комплексного описания слона.


Во-первых, чтение существует само по себе, как величина. Ребенка учат читать просто для того, чтобы научить читать. Чтение тут – общечеловеческий когнитивный, коммуникативный и культурный навык. Владеющий этим навыком и возможностей имеет больше, и перспектив, и… Да прямо скажем – без этого навыка существование в социуме крайне, крайне затруднено. Хотя и возможно, да. Причем, тут совершенно не важно, что именно читается: «Война и мир», логи сервера или ценник в магазине. Навык чтения – потенциальный.

Кроме потенциального навыка чтение представляет собой и кинетическую величину: это способ расшифровки информации. Мы смотрим в книгу и видим смешные черные (или цветные) закорючки, ничего общего с вещным миром не имеющие. Кто может представить себе, как в реальности выглядит буква «Ы»? Да никто, это просто знак, определенный символ, код. И вот мы сидим на диване, смотрим в книгу, видим… нет, не то, что все подумали, а символы, символы видим, а наш мозг при том активно работает, эти коды в реальные образы переводит. Будет ли он работать без чтения? Да будет, конечно, куда он денется. Но с чтением – лучше, интенсивнее, разнообразнее, активнее. Не потому, что «книга – наш друг!», а потому, что физиологически мы так устроены. Знаковая система для трех положений связки нейрон-аксон (вкл-выкл-ожидание) самая удобная.

---

Во-вторых, чтение – это функция. Функция познавательная, эстетическая… да какая только не. Чтению как функции нас, по идее, учат в школе. «Что хотел сказать автор?» и все такое. Большинство из нас (скорее, благодаря пластичности детского ума, чем талантам педагогов) это воспринимает и… откладывает в долговременную память. А эта память – такая штука, что человек факты там отложенные проверять не торопится и не любит. Они же «всегда были и есть». Вот и выскакивают на полном «автомате» фразы «книга учит!», «книги – мудрость человечества!» и так далее. Фразы-то сами по себе правильные, но довольно бессмысленные, если их «в воздух» бросать.

Скажем, познавательная функция книги сейчас серьезно уменьшилась даже по сравнению с тем, что было двадцать лет назад. Это раньше надо было рецепт нитроглицерина из «Таинственного острова» выписывать, а сейчас – «погугли». И это правильно. Книга по-определению не обладает теми возможностями, что дает нам тот же интернет. Ни скоростью обработки информации, ни гиперссылками, ни возможностью сравнения версий. Все, конец «познавалкам», все умерли? «Детинечитаю-у-у-ут!»? Да нет, конечно. Познавательная функция никуда не делась. Только книга может предоставить структурированную информацию, степень достоверности тоже (пока?) выше в книгах и много всего другого. То же самое с функцией эстетической.

Вообще говоря, именно чтение как функция выглядит парадоксом в сегодняшних дискуссиях о чтении. По сути, она очень, очень мало изменилась за прошедшие 10-20-100 (подставь нужное) лет, а претензий к ней в стиле «шеф, все пропало!» вечное и неимоверное количество. Происходит это от бездумного, не скептического подхода к заученным некогда истинам. Истины-то никуда не делись, но функция – суть изменение, движение и синусоида на вершине точно такая же, как на спаде, ответом на функцию может быть только ряд, а не одно-единственное число на все времена.

И, наконец, в третьих чтение – это производная. От времени, образа жизни, образа мысли, образования.

Вот был некогда, давным-давно, в 18-19 веках в России пласт «усадебной литературы». Осень, дороги размыло, до соседа сорок верст и все болотом. Зима, дороги замело, до Миргорода сотня верст и все лесом. А Москва, Санкт-Петербург, Париж и Лондон на свете, как бы, есть… Как бы. В таких условиях можно есть, спать, пить и читать. Читать нужно долго, очень долго – иначе опять придется только есть, спать и пить. Вот и гнали «классики» толстенные многотомные собрания сочинений, что и поныне стоят на библиотечных стеллажах этакими блоками мавзолея литературы.

Потом времена изменились, скорости стали выше, дороги… ну, про дороги не будем, но добираться стало таки легче, никчемного и бессмысленного времени стало меньше и чтение среагировало – тексты укоротились, уплотнились, изменились структурно. Вот на чтении, как производной, у большинства горюющих на тему «мыбольшенесамаячитающаястранавмире»как раз и есть «момент истины». «Сегодня люди меньше читают!» – «Да, конечно… А что вы, собственно, имеете ввиду?»

Меньше читают по времени? То есть, меньше времени проводят с книгой? Несомненно! Но разве наша цель просто время за книгой провести?

Меньше объем текстов? А вот далеко не факт! Чтение стало более дробным, да, но функционально объем вырос на самом деле. Даже если понимать под ним тупо количество знаков. Современный ребенок воспринимает просто чудовищное их количество, по сравнению со своим сверстником двадцати-тридцать лет назад.

Меньше читают книг, все за планшетами за ридерами? Ну да, именно так. А вы, простите, сами когда последний раз свиток держали в руках? А табличку глиняную? Небось, все кодексами этими новомодными, всего-то тысчонка-другая лет, увлекаетесь? Книга как артефакт, как арт-объект никуда не делась и не денется, но полезно знать, что книга – больше, чем форма.

От образа жизни и образования производная чтения еще ярче, яснее, и, тем не менее, постоянно находятся все новые желающие составлять «золотые списки», «книги, которые должна прочесть все» и прочие абсолютно непрофессиональные и директивно-утопические инструкции к жизни. И нет, это не пресловутое «наследие совка» (хотя бы потому, что в Голландии таких осчастливливателей тоже хватает), это заложенное в человеческую природу стремление к упрощению, к унификации.

Вот такой у меня получился слон.

Ценный сам по себе: слон – это же слон, понятное дело.

Разнообразно функциональный: вот тут народ кто во что горазд отрывается, кто бревна слона тягать заставляет, кто воевать, кто в цирке выступать, и каждый свято уверен, что именно его способ использования – правильный, что именно для того слон и создан.

И от внешних условий зависимый весьма: если условия для слона хорошие, то цветет он, плодится и размножается, а если в Сибири поселить – почему-то дохнет, скотина. Никакой всеобщности!

Короче, погладь слона!