Много раз, описывая в рассказах, повестях и романах войну на Ораниенбаумском «пятачке», вокруг Лебяжьего, я именовал его «Лукоморьем». Почему?
Ну, во-первых, в каком бы пункте побережья, здесь, от матросского Рамбова до мало кому до войны известной речки Воронки, вы не вышли бы к береговой черте. Перед вами и на самом деле откроется типичное северное «лукоморье»: покрытые лесом береговые мысы справа и слева, более или менее глубокий залив между ними, — именно то, что называется «морской лукой».
Это – одна причина. Была и другая. Военная цензура с разумной въедливостью относилась в сороковые годы к упоминанию в печати всевозможных местных названий, да и многих военных терминов. Мы все привыкли тогда к своего рода «эзоповскому языку»: говоря о бронепоезде, мы называли его «Борисом Петровичем». Если требовалось упомянуть о сотне снарядов, полагалось писать о сотне «огурчиков»… Я любил тогда (люблю и сейчас), рассказывая о чем-нибудь, воссоздавать для действий своих персонажей как можно более точную, похожую на то, что мне довелось в действительности, декорацию, обстановку. Чтобы фамилии моих героев пусть не повторяли бы подлинные фамилии людей, «с которых» я их писал, как с натуры, скажем, чтобы капитан Стукалов, появившись в моем рассказе, звался, допустим, Колотиловым, но не Петровым или не Гришиным. Чтобы славная в наших местах высотка «Дедова Гора» именовалась «Бабиной Горой» или «Дядиной горой», но только не Ай-Петри или не Эверестом. Лукоморье я назвал Лукоморьем потому, что сначала так называлось у меня, по этим камуфляжным соображениям – Лебяжье. А – что? Согласитесь: похоже! И то, и другое слово начинаются на «Л». И то, и другое – кончаются на «-ье». Очень догадливый и вполне русский человек, вполне вероятно, догадается, на какой населенный пункт я тут намекаю, а вот уж немцу, будь он хоть трижды вышколенный разведчик, до разгадки не дойти: надо, чтобы он знал слово «лукоморье», надо, чтобы он ощутил его перекличку с топонимом «Лебяжье», а это – почти невероятно. И эти мои надежды получили подтверждение: не то что немецкие шпионы, даже наши цензоры ни разу не порекомендовали заменить придуманный мною камуфляж каким-либо другим, более непрозрачным. Значит, я был прав.
Читать дальше
